Жансем, он же Ованнес Семерджян: человек который нарисовал то, что нарисовать нельзя.
Я родом из села Селез близ Константинополя. Здесь родился один из выдающихся армянских писателей - Акоп Ошакан. В 1919 году турки терпели поражения. Греки, надеявшиеся возвратить Айя Софию, напали на них и дошли аж до нашего села. Мы, конечно, оказали им поддержку, но вскоре ситуация изменилась. При содействии мировых держав турки в 1922-23гг. перешли в контрнаступление, потеснив ряды армян и греков. Чтобы спастись, многие стали бросаться в воду. В челнах, на лодках добирались до родных мест. Мы тоже бежали с греками в Салоники. Помню - тогда мне было три года - море было зеленым, небо красным, с лодок свисали руки, кругом же были кровь, огонь и пламя. Спустя семь лет наша семья перебралась в Париж. В Лувре есть картина Делакруа. Увидев ее, я был поражен. Показалось, что она написана с жизни, которую мне пришлось прожить в детстве. И, тем не менее, я представляю странным свое пребывание здесь и часто сам себя спрашиваю: что я делаю во Франции с этими людьми? Ни голова моя на них не похожа, ни сердце, ни образ жизни. В чем причина? И отвечаю: причина -
в Геноциде, который я так долго не осмеливался описать кистью.
После смерти отца, в 1931 г. мать Жансем переехала во Францию для лечения сломанной ноги сына, и они поселились в пригороде Парижа: Или ле Мулино.
Да, я не видел резни и не был солдатом. Турки начинали не с Константинополя, ведь там было сосредоточено много дипломатических представительств разных государств. Начинали депортацию с сел. Моя мать рассказывала об этом. В первую очередь собрали молодых мужчин, среди которых был и мой дядя. Их всех, в том числе и дядю, повесили. Мои родители пешком добрались до Багдада. Меня всегда интересовало, как они прошли столь долгий путь. Постоянно выведывал у них подробности - что ели, где спали. Мне тогда было 7-8 лет, и мать часто рассказывала мне о пережитом. Сейчас не могу пересказать вам, потому что все это - фабула целого романа. Среди этих страданий случались и чудеса - единицам удавалось дойти до Дер Зора и остаться в живых. Мать моя дошла. В детском возрасте эти рассказы очень действовали на мою психику. Все это невозможно представить в живописи. Когда был молодым, мечтал представить. Однако сам себе говорил: это нельзя нарисовать, это нельзя сделать. Надо быть очень мощным, чтобы такое изобразить. Раньше я никогда бы не осмелился на такое.
Жансем — обладатель многих профессиональных наград, первой из которых стала "При популист": он с самого начала избрал в качестве объекта вдохновения отверженных, опустившихся и несчастных людей. А также армянских беженцев и жертв геноцида. В известном смысле Жансем — последовательный носитель национальной исторической памяти, которую он много лет переводил в изобразительные ряды. Французские теоретики называют Жансема мизераблистом – художником отверженных. А живописец и рисовальщик он блестящий, рядом с его работами невозможно пройти индифферентно — цепляет. В глазах его персонажей неизбывная тоска и душевные страдания. Кроме того, он с удовольствием изображал карнавалы, театральные действия, артистов и часто помещал их в некую "венецианскую" среду. Но даже в этих работах всегда присутствует драма жизни, доходящая временами до подлинной трагедии. К 90-летию геноцида, в 2005 году, он привез в Ереван и подарил музею цикл картин на эту актуальную тему. Такой концентрации боли и ужаса в армянском искусстве нет.
Проблема эта всегда была во мне, но браться за нее не осмеливался. Тема труднейшая. Невероятно сложно воспроизвести в живописи общенациональную трагедию. Рассказы матери я пропускал сквозь себя, переосмысливал много лет и только два года назад позволил себе начать работу над циклом "Резня". Ничего другого я в это время не делал, да и делать не мог. Это, по сути, Реквием.
Жансему было за восемьдесят, когда спящий в нем вулкан открыл глаза. Мощнейшими лавовыми потоками один за другим стали изливаться многочисленные выбросы дремавшего огня - "Голубой геноцид", "Эпизод резни", "Беженцы", "Уныние", "Насилие", "Мученичество", "Красное солнце", "Подготовка к убиениям", "Депортация", "Голгофа и Иисус", "Реквием", "Победа смерти", "Загубленные цветы", "Распятие", "Резня"... В общей сложности 34 полотна.
Бывает так, что пребываю в унынии, но по своей натуре я не пессимист, наоборот. Впрочем, если углубиться, то можно увидеть и во мне глубокую печаль - эта печаль есть в сердце всей армянской нации.
Жансем отлично иллюстрировал десятки книг, в частности Камю, Бодлера, Лорки, Сервантеса. Работы художника есть во многих музеях.
Все началось в 1951 году, - признается он позже. - Тогда я подряд получил четыре престижные премии и предо мной открылись двери галерей. Мои работы стали активно скупаться, в 37 лет я приобрел имя и внезапно разбогател.
Женщины Жансема — чудесные создания, наполненные особым свечением. Их образ — квинтэссенция гармонии, легкого надрыва и воздушного эротизма. Они богини, даже если обитают в дешевых кафе на Монмартре и, тоскуя, давят крепкие папиросы. Начинающие балерины, втянутые в закулисные распри, брошенные кавалерами кокетки, беззащитные ангелочки, озирающиеся на жестокий мир. Дорогой Жансем, где Вы их ловите? Но нет, поездка на Монмартр нас не спасет: живописность парижских районов следует видеть глазами самого художника, иначе эффект не тот, иначе домики рухнут и краски растворятся…
В 1956 г Жансем избирается президентом салона молодых художников, а в 1958 г в Мексике получает премию «Компарезо». У Женсема были десятки персональных выставок: в Париже, Нью Йорке, Чикаго, Лондоне, Токио, Риме, Брюсселе, Лозанне, Бейруте и в других городах. Вместе с выставкой французского искусства его работы были выставлены и в Москве. Многие работы Жансема выставлены в залах Лувра, в музеях современного искусства Японии, в ряде музеев Европы и США и в личных коллекциях.