Это процесс далеко не одного дня. И случаются падения. Иногда даже на самое дно. Но они переживаются, потому что уже показался свет в конце туннеля, появилась надежда. А надежда - это все. Я не знаю, как я смог выжить без надежды, но я ЖИВОЙ.
Мир, словно проявляющаяся фотография, начинает выходить из небытия. Появляются краски, и я вижу, чувствую их, потому что Я ЖИВОЙ. Об этом говорят сотни вещей в этом мире. Падает капля дождя - она блестящая и холодная. А я - ЖИВОЙ.
Выкатилось солнце и принялось выкладывать на потолке утреннюю мозаику. А я - ЖИВОЙ. И еще, я - это не тот я, который был до депрессии. Я изменился.
Не знаю почему, но душа всегда возвращается обновленная. Такое ощущение, что в то время, когда я варился в этом аду, она, летала в неведомых, но прекрасных мирах, и на своих крыльях принесла новые знания, новую мудрость, понимание, недоступное ранее. И я вижу, что небо имеет цвет. А Солнце ярко желтое. И снова в этом мире происходит тысяча других вещей. И снова все, но как будто в первый раз. И я хочу сказать спасибо за то, что я не сделал тогда тот шаг на крыше навстречу вечности, спасибо, что Я ЖИВОЙ. Только кому?
И снова все хорошо. Я возвращаюсь с работы, шагая по мягкому, шершавому асфальту. Я очень люблю это время, в котором есть что-то неопределенное, несостоявшееся. Это уже не день, но еще и не вечер. В воздухе носится тополиный пух и солнечные зайцы. По улицам, словно тараканы, снуют усатые троллейбусы, развозя утомленный рабочим днем народ по домам. Навстречу попадаются те, кто, так же как и я, не спешат покидать улицы, щедро залитые остывающим солнцем. Женская половина охлаждается мороженым, крепкие мужские руки украшает традиционная бутылка пива.
Все хорошо. Я возвращаюсь с работы, и навстречу попадаются девушки в невесомой полупрозрачной одежде, количество которой ясно говорило о том, что на дворе самый разгар июля. Мой взгляд скользит по их лицам. Я иду. Они идут. Город медленно готовился шагнуть в вечер.
Все было хорошо. Так хорошо, что я услышал, как город запел. Пели обалдевшие и пыльные воробьи, пели тугие луки проводов, пели тополя. Дребезжала массивная литавра канализационного люка, темный асфальт, разомлевший от жары, выгибался и мурчал, отзываясь на прикосновение ног. Пел сам воздух, наполненный звуками города. И я бы тоже запел, но боялся своим голосом разрушить эту музыку. И поэтому я просто слушал. Я возвращался домой. Я возвращался домой, чтобы поужинать, принять душ и лечь спать, чтобы...
Утром меня разбудило солнце...