Мои мачты - как дряблые руки,
Паруса - словно груди старухи
В. Высоцкий
Проходят дни, которые складываются в недели. Она уже прочно поселилась во мне. Сначала я пытаюсь храбриться. Улыбаюсь через силу в попытке пробиться через мрачное забрало, упавшее на лицо, но с каждым днем улыбка все больше напоминает нелепую гримасу. Глаза тускнеют и уже не выражают почти ничего.
Хотя нет - в них есть пустота и страх. Речь становится вялой, а словарный запас, уже сравнявшись со словарем Фимы Собак, постепенно приближается к словарю Эллочки Людоедки. Голос трескается и рассыпается - так шелестят потухлые листья. Безжизненно и тихо. Плечи и голова опускаются, походка становится стариковской.
Исчезает сила. Из всего - из поступков, слов, движений, мыслей. Мир блекнет. Впрочем - все происходит, как обычно, и я знаю, что это еще не предел. Постепенно из жизни исчезает все то, что позволяло называть ее жизнью, и она превращается в выживание. Уходят люди - любое общение кажется бессмысленным и пустым. Уходят книги, превращаясь в пресный и бессмысленный набор символов, рассыпанных на бумаге. Уходит музыка - она звучит, словно из другого мира. Мира, в котором все по-другому. Все становится ненастоящим. А скорее всего, это я - ненастоящий. Все кончилось...
Все кончилось время,
И стрелки опали -
Сухие иголки.
Я снова в опале,
Эй, жизнь, не спеши.
Подожди-ка в сторонке
Так начинается одна из песен, написанных тогда, когда ничего не предвещало беды, и все было светло и спокойно. Кто я? Кусок свалявшейся шерсти, влекомый ветром. Слабый больной голубь, пытающийся забиться в темный угол подъезда. Все вокруг несет потенциальную опасность - любой мальчишка способен лишить меня жизни ударом камня. Все.